Напишите нам
Популярно
Подуст
0:08, 24 августа 2011

Подуст


Подуст

Название подуст, употребляемое в большей части России, указывает на главную особенность этой рыбы — положение рта, который находится под сильно выдавшимся коническим и хрящеватым носом, в чем он с первого взгляда несколько напоминает уже знакомого нам рыбца, или сырть. Но подуст легко отличается от рыбца своим более брусковатым телом, почти как у голавля, прямым ртом, небольшими глазами и коротким заднепроходным плавником. Кроме того, число глоточных зубов (обыкновенно 6 / 6) у него более, и зубы эти имеют совсем другую форму и гораздо толще; нижняя губа хрящеватая. Спина у подуста зеленовато-черная, бока и брюхо блестящего серебристого цвета; все плавники, за исключением черноватого спинного, более или менее красноваты, а хвостовой, кроме того, сверху и снизу имеет черную кайму. Во время нереста, особенно у самцов, все цвета становятся ярче и на углах рта, на жаберной крышке и у основания грудных плавников замечаются оранжевые желтые пятна; с боков, начиная от глаз до конца хвоста, тянется темная полоса, а на чешуях, в свою очередь, образуются черные пятнышки, через что подуст принимает довольно оригинальный вид. Москворецкий подуст, однако, почти вовсе не изменяется в цвете, и никаких полос и пятнышек я на нем не замечал. Внутренности подуста замечательны тем, что брюшная плева у неге более или менее темного черного цвета, который всего интенсивнее кажется во время нереста; отсюда, конечно, и произошли названия чернопуз, чернобрюшка, и по этому признаку его легко можно отличить от всех других рыб По величине своей подуст принадлежит к небольшим рыбам и редко достигает более 3 фунтов веса и свыше 10 вершков длины, хотя в исключительных случаях попадаются 4-фунтовые подусты; обыкновенно он бывает значительно менее — около фунта весом и фута длиною. Местопребыванием этой рыбы служат почти все большие реки Европы, за исключением северных ее частей. Сколько известно, подуст водится в северной Франции, в Бельгии, Германии, Австрии и Италии; в России северную границу его распространения составляет, вероятно. Западная Двина, куда он, быть может, перешел из Березины через Лепельский канал и большие притоки Волги; в северной исеверо-западной России он уже вовсе не встречается. В больших реках Каспийского и Черноморского бассейнов подуст принадлежит к более или менее обыкновенным рыбам, но, кажется, нище не попадается такими массами, как в некоторых местностях Германии и Швейцарии. Всего чаще подуст (вероятно, другой вид — Ch. variabilis) встречается, по-видимому, в Куре и Тереке и, вероятно, в Днестре и Буге; по свидетельству проф. Кесслера, подуст весьма многочислен в Днепровских порогах; в Дону он, несмотря на то, что весьма обыкновенен в Донце, довольно редок, а в низовьях Волги если и встречается, то крайне редко и, вероятно, не доходит до устьев. Во всяком случае, обыкновенный подуст вовсе не встречается как в Каспийском море, так и в Черном.

В Каспии встречается уже другой вид или, быть может, вариетет подуста — Chondrostoma variabilis, отличающийся своими изменчивыми признаками и изменчивым количеством глоточных зубов; по форме тела он более приближается к язю. Chondrostoma variabilis изредка заходит в устья Волги, и очень может быть, что уральский подуст принадлежит к этому же виду. О нахождении подуста в Урале до сих пор почти неизвестно. Из письма ко мне г. Зуева видно, однако, что эта рыба в известное время ловится в Урале и Сакмаре в громадном количестве. В кавказских реках водятся другие виды подуста — остронос (Chondrostoma oxyrrhynchum Kessl.), который близко подходит к Ch. variabile, отличаясь от него более широким телом, приметно большими глазами и более высоким спинным плавником, и Chondrostoma cyri, мелкий, тупоносый подуст. Первый вид найден в Куме, Сунже и, вероятно, во всех реках северного склона Кавказского хребта, изливающихся в Каспий, и есть именно чернобрюшка, чернопуз р. Терека. Chondrostoma cyri найден в Куре и ее притоках, а также в горных речках западной части Закавказья. Грузинский тоби из бассейна Риона, вероятно, принадлежит к последнему виду, а не к Ch. oxyrrhynchum. В Сибири и Туркестанском крае наш обыкновенный подуст вовсе не встречается, но в Восточной Сибири, в реках, впадающих в Амур, Лену, Индигирку, Колыму, и, вероятно, во многих других, он заменяется совершенно особым видом — Chondrostoma labeo, называемым в Даурии конем, у якутов и тунгусов — чокучан, у юкагиров — онуча. Он отличается более тупым носом и меньшим количеством лучей в заднепроходном плавнике (7 вместо 10), живет в каменистых и быстрых реках большими стаями и плавает весьма быстро. В последнее время в Азии найден Потаниным еще вид подуста, названный проф. Кесслером Chondrostoma Potanini. Образ жизни русских подустов известен очень мало; иностранные авторы дают весьма отрывочные сведения о западноевропейских подустах, которые, впрочем, несколько отличаются от наших. Поэтому при описании жизни и уженья этой рыбы я буду руководствоваться главным образом своими собственными наблюдениями на Москве-реке. Подуст в Москве-реке, а также в Оке принадлежит к числу весьма обыкновенных рыб, так как уступает в этом отношении только язю и плотве, и то только в более тихих и иловатых участках реки; что же касается голавля, то подуст всюду превосходит его численностью. По-видимому, подуст многочисленнее в среднем и верхнем течении реки, чем в нижнем. В притоках Москвы он, кажется, вовсе не встречается, хотя и заходит в устья. По крайней мере, я не встречал его ни в Пахре, ни в Десне, ни в Сетуни. Его нет также в верховьях Клязьмы и ее притоке — Уче. Вообще он, кажется, встречается в Европейской России только в судоходных реках, не имеющих постоянных плотин, которые препятствуют его подъему. Подуст не любит стоячей воды и придерживается почти всегда более или менее сильного течения, хотя и не встречается у нас на мелких и быстрых перекатах так часто, как голавль. Его любимое место — там, где кончается бырь и переходит в более спокойное и глубокое течение, где волна сменяется уже легкими водоворотами. Подуст очень редко держится на песчаном, тем более иловатом дне, а всего чаще встречается там, где есть хрящ или даже крупный камень, не избегая также глинистого дна, особенно если оно твердо и идет уступами, вообще неровно. Неровность дна составляет одно из главных условий присутствия подуста, почему и затрудняет его ловлю сетями, а также и удочкой. Притом он, подобно пескарю и налиму, большею частью ходит по самому дну, касаясь его брюхом, хотя «плавится», т. е. выходит на поверхность, почти так же часто, как язь и елец.

Полая вода застает москворецкого подуста на песчаных отмелях, вместе с язем; обе эти рыбы в разлив не уходят, а постепенно поднимаются вверх по реке, придерживаясь берегов и более слабого течения. Судя по некоторым данным, подъем подуста начинается еще подо льдом, и весьма вероятно предположение некоторых рыболовов-охотников, что он приходит издалека, за многие десятки верст, даже из Оки. Несомненно, что «выход» подуста бывает годами очень велик, годами же незначителен. Чем дольше стоит полая вода, не убывая, тем больше поднимается этой рыбы. Муть и стремление отыскать место, удобное для нереста, заставляют подуста подниматься все выше и выше до тех пор, пока река не войдет в берега, вода не очистится и вместе с тем не наступит теплая погода, благоприятная для нереста. Подуст в Москве-реке мечет икру несколькими днями позднее язя, около средины апреля, а чаще в конце этого месяца. В 1890 году, отличавшемся необычайно раннею весною, нерест, по моим наблюдениям, начался 10 апреля, а в 1891 году — 21 апреля. Как долго он продолжается — не знаю, но вряд ли более трех дней, и, кажется, вся икра выметывается одновременно, а не в несколькоприемов. По крайней мере, молодь подуста, т. е. селеток, отличается ровностью. Икра выпускается б. ч. на крупных камнях, но не на особенно сильном течении, также на сваях, почти в тех же местах, которые служат нерестилищем для всех почти москворецких рыб. Главные места икрометания в городских водах — около Каменного моста и Бабьегородской плотины.

Икра подуста беловатая, довольно крупная (с просяное зерно), несколько крупнее, чем у язя, голавля и плотвы, но все-таки многочисленна. По Борне, яиц бывает от 50 до 100 тысяч, и надо полагать, что количество это близко к истине. Иначе трудно было бы объяснить обилие подустов местами. Старинные немецкие авторы насчитывали у подуста средней величины (в 3/4 ф.) только 8000 икринок, но всего вероятнее, что наблюдение это относится к мелкому ручьевому виду. Выметав икру, подуст некоторое время держится на местах нереста, где кормится отчасти своею, но главным образом икрою других рыб, нерестящихся позднее: голавля, плотвы, пескаря и, может быть, шерешпера, который, кажется, у нас, на Москве-реке, мечет с ним одновременно. Киевские рыбаки рассказывали проф. Кесслеру, что подуст в особенности любит икру шерешпера и весною постоянно ходит за ним следом, так что если удается захватить несколько нерестующих жерехов, то всегда вместе с ними попадается и несколько штук подустов. В середине мая подуст скатывается вниз, но в это время москворецкие (разборные) плотины бывают уже поставлены, и пришлая сверху рыба поневоле вынуждена выбирать летним местопребыванием пространство между двумя плотинами.

Спрыгивать вниз с плотины, подобно голавлю, язю и судаку, подустне решается, хотя и собирается у самой плотины в большом количестве. У нас, в городском участке, почти весь подуст собирается или между плотиной и устьем Неглинки, или немного выше плотины; ниже Неглинки подуст попадается редко, и специальной ловли удочкой его не бывает; около Каменного моста, выше и ниже его, держится большею частью только мелкая, годовалая и двухгодовалая рыба. Главный притон трех- и четырехлетка — довольно глубокое место с изрядным течением, у левого берега Москвы-реки, выше т. н. речки Синички (выше храма Спасителя); но крупный подуст охотно держится почти под самой плотиной, там, где начинается более ровное течение. Выше плотины (Бабьегородской) собирается к лету тоже масса подуста, вероятно, не одна сотня пудов, но так как дальше плотин уже нет и чаще попадаются каменистые места, то, в общем, подусты здесь многочисленнее, чем ниже Бабьегородскойплотины.

Подуст всегда держится более или менее многочисленными стаями, в несколько десятков, а чаще несколько сот штук, большею частью одного возраста; других рыб, меньших ростом, он не выносит и всегда отгоняет. В малую воду, т. е. когда воды пущено с плотины мало и течение слабо, подуст разбредается и ходит зря, большею частью на глубине; но как только течение усилится, он выходит на струю и стоит здесь довольно густыми вереницами. Выше города, где плотин нет и течение ровнее, выход подуста на струю зависит больше от времени дня, чем от силы течения, хотя паводок и здесь имеет большое влияние на количество поднимающихся «на воду» подустов. Это чисто дневная рыба, которая кормится преимущественно днем. Основная пища ее летом — водоросли, которыми обрастают камни и сваи; эти водоросли подуст весьма искусно соскабливает своими хрящеватыми губами. Весною он истребляет, как сказано, икру других рыб, преимущественно тех, которые нерестятся не в траве, а на камнях, хряще, сваях. В этом отношении подуст приносит немало вреда, так как, подобно пескарю и налиму, ест преимущественно оплодотворенную икру, которую сдирает с подводных предметов. Прочие виды рыб (кроме гольцов) обыкновенно только подбирают плывущие, б. ч. неоплодотворенные, икринки, которые все равно бы погибли. Кроме икры, подуст ест весной червей — земляных и навозных, но с середины или конца мая желудок у него постоянно туго набит тою же зеленоватою кашицею, как у плотвы, так что это одна из наиболее травоядных рыб. Лет 20 назад, когда по Москве-реке ходили многочисленные барки с хлебом, зерна пшеницы, ржи и овса имели для подуста не меньшее значение, чем водоросли; теперь же ему достается здесь разве овес из конского кала, попадающего в реку в немалом количестве после каждого сильного дождя. В прежнее время, когда не было еще москворецких плотин и шлюзов, подусты поднимались к Москве круглый год и летом их приходило еще более, так как каждая хлебная барка имела стаю подустов, которые неотступно следовали за нею, привлекаемые постоянною прикормкою, выбрасываемою водоливами. Эта прикормка заключалась в подмоченном зерне и в личинках крупной мухи, кладущей яйца в сырую муку, сенную труху и прочий барочный сор, и называемых, по очень длинному хвостику, «крысками». Теперь хлебных барок в Москву почти не приходит, но, судя по всему,на Оке, на Волге значительная часть подустов ведет кочевую жизнь, поднимаясь кверху вместе с караванами судов. По словам Эренкрейца, немецкие подусты очень любят, подобно голавлям, человеческие экскременты, но это довольно сомнительно, так же как и его хищность: устройство рта и его малая величина не позволяет ему успешно преследовать мелкую рыбешку. Под осень подуст переходит в более тихие и иловатые места, вероятно за недостатком растительной пищи, и разыскивает здесь в иле мотыля, избегая, однако, очень глубокого и вязкого ила и предпочитая ему иловатый песок и хрящ. В октябре он уже почти не встречается на сильном течении и перестает выходить на перекаты, а в ноябре, с замерзанием реки, становится на зимовку в глубокие ямы, откуда выходит только после продолжительной оттепели. У нас главное зимовье подуста — все та же большая яма у Каменного моста, имеющая до 5—6 сажен глубины.

Подуст очень сильная, но вместе с тем довольно простая и доверчивая рыба. Местопребывание ее почти одинаково с местопребыванием голавля, но она менее прихотлива, менее осторожна и гораздо многочисленнее, так что при благоприятных условиях можно поймать более сотни подустов. Подобно пескарям, эти рыбы очень любят муть, которая привлекает их с большого расстояния. Купаясь в реке, часто можно видеть, как подусты, и не мелкие, подходят чуть не к самым ногам. Несомненно, в мути они ищут личинок насекомых, вырытых из песка или ила. Взрослыми насекомыми, падающими в воду, подусты кормятся относительно редко; большею частью они плавятся на мелких местах — мелях и перекатах. Всего чаще можно видеть их на поверхности во время нереста и затем в мае и июне, во время вылета мотыля. В первом случае они, какговорится, «разбивают икру», что действительно надо понимать в буквальном смысле слова; во втором — они плавятся, привлекаемые обилием вылетающих из воды и падающих в нее комариков-толкунчиков. Вообще всякая рыба выходит на поверхность, только когда может найти здесь насекомых, и даже во время самого нереста никогда не плавится бесцельно.

Положение рта, несколько напоминающее положение рта у стерляди, заставляет подуста при схватывании чего-либо на поверхности переворачиваться кверху брюхом, почему плав его легко отличить от плава других рыб. Выпрыгивает из воды подуст редко, но мелкий подуст на неглубоких местах часто выскакивает торчком наподобие пескаря. Как рыба дневная, подуст ночует на глубине или же уходит к берегу, под кусты, где нередко попадает вместе с плотвой в наметки и даже корзины. В солнечную погоду при известном освещении с крутого берега реки видно, как подуст стоит стаями, длинными рядами, на струе касаясь дна. Стаи эти иногда бывают очень густы и многочисленны. Интересно наблюдать, с какою быстротою при виде щуки подусты рассыпаются во все стороны. К каким хитростям и обходным движениям не прибегает хищница, но, вероятно, ей довольно редко удается тут поживиться, разве слабыми и больными особями. Подуст довольно чувствителен к порче воды, вероятно потому, что, подобно пескарю не уходит с переката, по которому идет какой-либо ядовитый, растворяющийся в воде отброс приречных фабрик и заводов, а затаивается за камнями. Почти каждое лето, в июньские жары, вместе с дохлым пескарем плывет по Москве-реке очень много полумертвого и сонного подуста, достающегося в добычу коршунам и воронам. Молодые подусты ведут несколько иной образ жизни, чем взрослые. Молодь показывается у нас, на Москве-реке, около середины мая, но около берега, у плотов купален и пристаней они встречаются лишь в незначительном количестве. Главная масса ее стоит все лето на перекатах, но не на быстрине, а вернее, на каменистых мелях с слабым (летом) течением, а потому густо зарастающих известною травою — водяною сосенкою, шелковником и другими растениями. Здесь селеток находит себе приют и обильную пищу, тоже почти исключительно растительную, и растет очень быстро, тем быстрее, чем жарче лето и менее урожай молоди. По моим наблюдениям, селетки подуста к концу лета достигают роста (полной меры) до 2, даже, как, напр., в 1890 году, 3 вершков. В сентябре, молодь переходит уже на глубокие места и после морозов на перекатах вовсе не встречается. К концу октября попадаются даже 4-вершковые селетки. Годовалый подуст не превышает этой меры и весит в июне около 1/8—1/6 фунта, достигая в конце осени веса полуфунта. Главная масса подустов, выуживаемых летом москворецкими рыболовами, от 3/4 до 1 фунта — это трехлетки, которые позднею осенью отъедаются иногда до 1 1/2-фунтового веса. Самые крупные подусты, достигающие у нас веса 2 фунтов, пятилетнего возраста, более же крупные и старые встречаются в виде редкого исключения, не потому, конечно, что эта рыба не живет более продолжительное время, а потому, что вылавливается сетями и удочкою до пятилетнего возраста. Двухлетний подуст уже способен к размножению, но нерестится несколько позднее трехлетка и четырехлетка.

Подуст не имеет почти никакого промыслового значения, частью потому, что нигде почти не встречается в значительном количестве, частью оттого, что держится в местах, неудобных для неводной ловли, и притом на самом дне. Подобно язю и голавлю, он чаще достается в добычу охотнику-рыболову с удочкой, чем рыболову-промышленнику со снастями. Во время нереста подуст вдет в морды и подобные им снаряды не особенно охотно. У нас, на Москве-реке, он, по-видимому, всего чаще ловится по ночам небольшими неводами и бреднями.

Уженье подуста имеет в среде столичных рыболовов очень многих любителей, хотя число их по крайней мере впятеро менее числа охотников ловли язей на донную. Специалистов по уженью подуста, ловящих его пудами, найдется десятка два, не более. Это зависит от того, что ловля подуста, б. ч. дневная, гораздо труднее ловли ельца, язя и даже плотвы по следующим причинам: клев его очень неверный, требующий быстрой подсечки; он очень силен, или, вернее, боек, и часто срывается, и, наконец, требует обильной прикормки.

Без нее трудно поймать и десяток подустов, между тем как ельца на перекате и плотву в затишье (на зелень), подъязка на пробочку или на кузнеца можно временами наловить изрядное количество без всякой прикормки. При большом «выходе» подустов, который бывает годами (напр., в 1886 и 1890 гг.), в небольшом районе Москвы-реки, начиная от Каменного моста до Воробьевых гор, выуживается этой рыбы не менее 200 пудов в год. В 1890 году я один поймал с мая по 10 ноября 26 пудов подуста, с лишком половину всего улова в этом году, весом от 3/4 до 1 1/2 ф. и десятка два штук до 2 фунтов.

Мелочь до 1/2 фунта в этот счет не входит. Третья часть, около 8 пудов, поймана, впрочем, мною на даче, тоже в Москве-реке, но около Кунцева и Крылатского, верст на 20 выше по реке (водою). Но уже в конце июня мужики здесь переловили и разогнали неводами, бреднями и недотками всю рыбу, и пришлось ездить на охоту с дачи в Москву, где ловят сотни рыболовов, но только удочкой. Правда, крупнее 3 ф. (от 2 до 10 ф.) было поймано только 12 рыб, но 55 пудов рыбы за 7 месяцев ловли — цифра довольно почтенная, свидетельствующая о рыбности Москвы-реки. В Москве найдется 5—10 рыболовов, которые ловят и больше рыбы, правда изо дня в день, зимой и летом, сделавшие уженье промыслом и продающие рыбу по 10—20 к. за фунт.

Уженье подуста привлекательно еще в том отношении, что оно главным образом производится среди лета, в самое глухое время, когда язь и другая рыба покрупнее попадается, можно сказать, случайно и приходится ловить ельца (на муравьиное яйцо и опарыша) и плотву (на зелень). Настоящее уженье подуста начинается в конце мая и даже позднее; раннею весною он попадается лишь случайно, при ужении другой рыбы, и поймать его в это время много нельзя, потому что он, во-первых, сыт (икрою других рыб), а во-вторых, еще не «установился», т. е. не собрался на известных местах. Во второй половине апреля, вскоре после нереста, подуст иногда недурно берет на донные при ужении язей, днем и в сумерки, но попадается редко, потому что насадка (выползок) слишком велика — не по его маленькому рту. Если на донные набредет стайка подустов, то она испортит немало крови рыболову беспрерывным клевом. Поклевка подуста на донную сходна с поклевкою ельца: подуст тоже берет с срыву, но чаще совсем стаскивает выползка с крючка. Обыкновенно звонок резко задребезжит, затем кончик удильника начинает кивать. В это время и надо подсекать, не дожидаясь потяжки, так как подуст не тянет насадку к себе, подобно язю. Попадаются, однако, лишь крупные подусты, свыше фунта, а потому благоразумнее переменить крючки на более мелкие (6—7 №) и насаживать или навозного, а еще того лучше — более крепкого железняка. На донной удочке подуст ходит далеко не так бойко, как на поплавочной, отчасти потому, что после нереста он очень слаб, но больше оттого, что насадку он часто заглатывает и крючок реже задевает за хрящеватый нос — «хрюкалку», или «нюхалку», как его называют москворецкие рыболовы, а за губу или нёбо, почему рыба ощущает более сильную боль и идет ходчее, менее упираясь и мотаясь, чем обыкновенно.

Все-таки весною как на донные, так и на поплавочные удочки подуст попадается случайно. Удочка для уженья подуста у нас почти ничем не отличается от удочки, употребляемой для ловли язя, ельца и плотвы, днем — на течении. То же самое, очень легкое 3—5-аршинное удилище, 2—3-коленное или, еще лучше, цельное из желтого японского или темного перцового (который надежнее) тростника, 4-волосная леска отборного волоса, более или менее легкий осокоревый поплавок, захлестываемый леской только снизу, соответственный груз с добавочной дробинкой близ крючка, т. н. подпаском, и крючок № 9—10. Некоторые рыболовы придерживаются того мнения, что для уженья подуста лучше употреблять более жесткие удилища и шелковые лески на том основании, что это дает возможность делать более сильную подсечку, необходимую будто для того, чтобы засадить крючок в хрящеватый нос рыбы. Опыт, однако, убедил меня, что при употреблении мелких крючков гораздо целесообразнее ловить на очень гибкие удильники и на растяжимую волосяную леску, так как при этом условии подуст гораздо реже соскакивает с крючка, хотя бы он только слегка зацепился за нос: гибкость удильника и растяжимость лески парализуют резкие движения пойманной рыбы. Шелковая леска, даже самая тонкая, конечно, может быть крепче четырехволосной, но она полезна только при ловле на более крупные крючки, которые действительно требуют более энергической подсечки, или же, наоборот, при ловле на самые мелкие — № 11, 12, но уже с катушкой. К катушке полезно прибегать, только когда довольно крупный подуст берет очень вяло и его приходится ловить на одного мотыля, одного опарыша, одно яйцо, а следовательно, на мельчайший крючок. Подусты не достигают таких больших размеров, чтобы катушка была необходима, но изредка, на быстрых перекатах, без нее на мелкий крючок, даже № 10, подуста поймать довольно трудно: из 10 подсеченных на быри девять сходят с крючка. Так как подуст очень смел и берет почти у самой лодки, то чем короче будет леска и шестик (не менее, однако, 2 арш.), тем лучше. Впрочем, длина лески и удильника находится в некотором отношении с силою течения и глубиною места ловли. Всего удобнее ловить подуста на глубине около 2 аршин, но чаще приходится удить его у нас на четырех аршинах. Было уже сказано выше, где он обыкновенно держится, а потому и становиться надо (на лодке) там, где волнение и быстрина уменьшаются и глубина сразу увеличивается. Чем ровнее и правильнее будет течение, тем лучше, но, к сожалению, это бывает очень редко, и большею частью приходится становиться на местах с изменчивым и водоворотным течением. Впрочем, выше плотины течение очень слабое и довольно ровное, но здесь можно ловить с успехом, только когда сильно пущена вода, а еще того лучше — открыто одно или несколько «окон», вследствие чего против этих мест образуется не только верховое, но и донное течение. На удачу уженья, впрочем, и ниже плотины можно рассчитывать, только когда вода не заперта; при уменьшении силы течения обыкновенно клев ослабевает, так как подуст, вышедший «на струю», расходится, или, вернее, возвращается, в глубокие места (под купальню). С берега подуста никто не ловит, и он попадается здесь только случайно, но с плотов (а в прежние времена — барок) его удят довольно успешно. Лодка необходима, но нет никакой надобности ставить ее поперек течения, а чаще бывает выгоднее становиться вдоль. При этом и течение, и подсечка бывают правильнее, да и «проплав» при одинаковой длине лески может быть длиннее.

Подуст начинает брать летом с раннего утра, еще до восхода, но так как надо еще его подманить, то обыкновенно самый сильный клев бывает часа два после того, как покажется солнце. К 11 часам клев почти прекращается, главным образом потому, что рыба к этому времени очень наедается прикормки. Клев снова возобновляется с 2, 3 или даже 4 часов, но, за редкими исключениями, подуст к вечеру берет хуже, чем утром того же дня, опять-таки потому, что он бывает очень сыт. После заката он перестает брать раньше ельца и плотвы, тем более подъязка. В октябре подуст держится уже более глубоких мест и на перекаты почти не выходит; в это время он едва ли не всего лучше берет среди дня.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

© 2024 slobfishunt.ru
Дизайн и поддержка: GoodwinPress.ru